Что здесь правда, а что — фантазия, Уолтеру предстояло выяснить экспериментальным путем. Собственно, этим он и займется в ближайшее время.
В дверь кто-то поскребся и мистер Стивенс увидел своего давешнего знакомца, который держал под мышкой огромный сверток, перевязанный алой шелковой лентой.
— М-можно войти?
— Ну разумеется! — Уолтер пропустил его в комнату. — Я уже подготовился к поездке, так что вам не придется долго ждать, герр Штайнберг…
— Просто Леонард. Когда говорят «герр Штайнберг», мне кажется, что это про отца, — смущенно объяснил он.
— Тогда называйте меня Уолтером.
— Да, конечно… А что это у вас?
Англичанин задумчиво покрутил в руках серебряное распятие.
— Сувенир. Купил на память о Будапеште. Хотите посмотреть?
Но Леонард замотал головой, как флюгер во время шторма. Контакты с чужими вещами он сводил к минимуму.
— Красивая вещица. Вы бы носили ее с собой, а то об-бидно будет потерять.
— Пожалуй, вы правы, — сказал англичанин и сунул распятие в карман.
— Эммм… Уолтер? Насчет нашей поездки… Боюсь, что она не состоится, — заметив, что у англичанина вытянулось лицо, Леонард продолжил скороговоркой. — То-есть, не состоится с моей стороны. Как раз сегодня на меня свалилось множество дел дома… то-есть в цехе… то-есть… Иными словами, я не смогу быть вашим попутчиком, но не переживайте, мы что-нибудь придумаем. Наверняка у кого-то из крестьян найдется бричка…
Не успел он развить мысль, как в комнату вбежала Бригитта.
— Там за молодым господином приехали из замка, — сообщила она, сделав большие глаза.
— Сам граф приехал? — уточнил Леонард.
— Да как вам сказать.
Сначала Уолтеру почудилось, будто у трактира остановился катафалк. Приглядевшись, он понял что это массивная карета, рассчитанная на четверку лошадей, но запряженная одной невеселой кобылой. Худощавый возница, в пыльном кафтане и широкополой шляпе, тоже был со странностями.
— Я кучер в замке Лютценземмерн, — представился этот тип, свешиваясь с облучка. — Хозяин повелел, чтобы я доставил гостя в целости и сохранности. Так же он приглашает герра Штивенса погостить несколько дней.
Что-то в его внешности сразу же насторожило Уолтера. Возможно, это была благородная осанка мужчины, отличавшая его от согбенных работой крестьян. Или же белые руки с длинными тонкими пальцами. А может и накладная борода, сбившаяся набок. Проследив за взглядом англичанина, кучер смущенно откашлялся и вернул бороду на место.
Уолтер покосился на Леонарда. Юноша топтался на месте и не знал куда девать глаза.
— Ваше… эмм… друг мой, — наконец изрек он, разглядывая свои ботинки с увлеченностью археолога, нашедшего редкий артефакт, — передай это своему господину.
Юноша боком подошел к карете и протянул вознице сверток.
— Первосортная колбаса-кровянка, без чеснока, как он любит. Скажи, что мы с отцом кланяемся его сиятельству и фроляйн Гизеле.
Разделавшись со светскими обязанностями, Штайнберг-младший шумно выдохнул, словно Сизиф который докатил таки камень на вершину горы.
— Конечно, Леонард… то-есть, сударь.
Пока они переговаривались, мистер Стивенс успел как следует рассмотреть транспортное средство. Краска частично облезла, но на боку еще можно было разглядеть герб с оскалившимся волком.
Поскольку Уолтер ничтоже сумняшеся принял предложение погостить, его саквояж погрузили в карету, которая сразу же тронулась в путь. Когда он обернулся, то увидел как Бригитта, наблюдавшая за ними из окна, облегченно перекрестилась. Это был добрый знак.
— Мой хозяин просил окружить вас заботой, — крикнул ему кучер, — Посмотрите под сидением — там для вас приготовлена фляжка сливовицы.
Уолтер действительно нащупал ее, но так и не решился сделать глоток. Неизвестно, кто пил из этой фляжки до него. Может, на горлышке остались их бактерии. Общение с юным микробиологом давало о себе знать.
Карета ползла в гору, перекатываясь с буерака на буерак. Тут уж Уолтер действительно обрадовался, что не стал угощаться графской сливовицей — его швыряло из стороны в сторону.
— Да что у вас за дороги такие, а? — возопил Уолтер, когда колени в очередной раз отбили ему подбородок.
— Трансильвания — это не Англия, — флегматично отозвался кучер, — наши дороги — это не ваши дороги.
Уже стемнело, и обступавшие дорогу ели чернели, как закопченные зубы дракона. Где-то вдали раздался протяжный волчий вой. Атмосфера была что надо. Уолтер начал представлять, как по приезду опишет свои впечатления в дневнике. Он закрыл глаза и увидел ровные строки на пожелтевшей бумаге. О, это будет поистине чудовищная история! А начнет он вот так…
«Мир окутала непроглядная тьма, а мое сердце сдавила тоска — кто знает, быть может мне не суждено более увидеть утренний свет? Тем временем вой все нарастал, пока не сделался столь пронзительным, что резал мои барабанные перепонки подобно шрапнели. Когда же я решился выглянуть в окно, чтобы установить источник чудовищных звуков, то увидел что за каретой несется волчья стая. Я кричал и стучал фляжкой о стену, но кучер все гнал лошадь. Вот стая уже поравнялась с нами, а в следующий момент матерый волк, похожий на оборотня из народных преданий, прыгнул на дорогу впереди лошади, заставив несчастное животное взвиться на дыбы. Карета остановилась. Но вы и вообразить не можете то чувство запредельного отчаяния, которое посетило меня, когда я увидел что кучер спрыгнул с облучка и направился к волкам. Их пасти ощерились, с кривых клыков стекала слюна. Затем вожак, описав в воздухе серую дугу, прыгнул на горло моему вознице. Я зажмурился, не в силах более сносить этот ни с чем не соразмерный ужас.»