Длинная Серебряная Ложка - Страница 77

Сложив руки на груди, фабрикант встал у камина, презрительно наблюдая как Эвике протягивает Уолтеру бокал. Их руки коснулись. Несколько секунд они простояли так, держась за бокал, будто Тристан и Изольда за чашу с приворотным зельем. С той лишь разницей, но на первом был мешковатый фрак, украденный из гардероба Штайнберга и наспех перешитый, а на второй — такое яркое платье, что при виде него у змеи начался бы нервный тик. Крупные, огрубевшие от работы руки девушки были затянуты в черные перчатки. Руки Берты тоже не отличались изяществом, но даже так, печатки оказались слишком узки. Бедняжка едва шевелила пальцами.

— Пейте же, сударь.

Уолтер отхлебнул из бокала и тут же зажал рот, потому что желудок наотрез отказывался принимать отвратительное пойло. Рыбий жир рядом с этим угощением казался нектаром.

— Арррххх! Бееее… Какая мерзость!

— Ну не лимонад, что ж поделаешь, — философски заметила служанка.

— Но ты-то выпила не сморгнув!

— Дело привычки. В нашем приюте такую овсянку на завтрак давали, в ней такое попадалось!

— Тараканы, что ли?

— Еще хуже — овес.

Пока Эвике живописала приютское меню, Леонард и Гизела переглянулись с видом экзаменаторов.

— Берта? — позвал Леонард.

— Да, сударь?

Виконтесса фон Лютценземмерн вздохнула и подняла очи к потолку, зато ее будущий свекор, не отличавшийся терпением, затряс кулаками.

— Ах, она нас всех погубит!

— Не называй меня так, — терпеливо объяснил Леонард. — И Уолтера, и Гизелу. Мы теперь твоя родня и друзья.

— Знал ведь, знал что нельзя доверять этой дурехе!

— Успокойся, отец. Ты, Эв… Берта, тоже не нервничай. Давай сначала.

— Хорошо… эээ… братец.

— Берта никогда не называла тебя так… по-мещански, — заметила Гизела.

— Все равно никто не знает, как она меня называла.

— А Лючия? Вы не забыли ее предупредить относительно наших планов?

— Ее здесь не будет. Берта попросила ее не приезжать на свадьбу. Что бы там про нее ни говорили, Лючия очень тактична.

— Тактична, как же. Просто на подарке решила сэкономить. А ты смотри у меня! — Штайнберг потряс мясистым пальцем прямо у носа новоявленной дочери. — Только попробуй сорвать мероприятие! Шкуру спущу! Это, кстати, ко всем относится.

— И ко мне?

Ресницы Гизелы запорхали.

— Вы, конечно, исключение, — смиренно сказал Штайнберг, но вдруг повел носом и пошарил рукой в воздухе, словно нащупывая что-то. — Так, у кого наглости хватило пронести на вампирский бал серебро? Не иначе как у вас, юноша. А ну-ка выверните карманы!

— Да как вы смеете?! — вспыхнул Уолтер и подался назад.

— Обойдемся и без личного досмотра. Серебро у вас в кармане слева. Показывайте, с чем пожаловали.

Сердито сопя, мистер Стивенс засунул руку в обозначенный карман и вытащил распятие, высоко подняв его над головой, будто епископ благословляющий паству. Его уязвленное самолюбие было отомщено, потому что старший вампир, взвыв, упал на пол, закрывая лицо руками. Леонард тоже отвернулся, но как-то демонстративно и без особой поспешности.

— Спрячьте немедленно! — вопил Штайнберг, брызгая слюной. — И унесите прочь, с глаз моих долой! Живо! Хотя нет, постойте-ка, — добавил он, когда юноша спрятал крест, — правый карман у вас тоже топорщится. А там что за сюрпризец?

— Вот, полюбуйтесь!

Дрожащими от ярости руками Уолтер вытащил разноцветные флаконы и сунул их Штайнбергу в лицо. Тот сплюнул.

— Святая вода, как пить дать!

— Духи, скорее всего, — встрял Леонард. — По флакону можно определить.

— А я говорю, святая вода!

— Уолтер, позволишь?

Леонард проворно стянул белую перчатку и капнул содержимое одного из флаконов себе на мизинец. Смятение прокатилась по рядам зрителей. Никогда прежде юный Штайнберг не прикасался к незнакомой жидкости, да еще к такой! Но ничего не произошло. Палец так и не вспыхнул пламенем, даже цвет не изменил.

— И правда духи, — подивился отец. — Вы их прямо так в кармане и носите? Разные? Для пущей, так сказать, привлекательности? Ну и ну! А я-то все гадал, почему наш граф оставляет дочку наедине с молодым холостяком. Оказывается, это мне нужно было за сына волноваться. Хе-хе! Вы, молодой человек, хоть предупреждайте окружающих. Ну там зеленую гвоздику в петлице носите или что еще делают ваши соотечественники… с такими наклонностями.

Он гулко расхохотался, но никто не поддержал порыв веселья. Гизеле не позволяли хорошие манеры, Эвике — слишком узкий корсаж. Даже так, было ужасно обидно. Уолтер стоял — по любимому выражению людей с тонкой душевной организацией — как оплеванный. Развернувшись, он чуть ли не бегом бросился в спальню, а за ним поспешил Леонард и уже на лестнице схватил его за плечо.

— Он не всегда такой.

— Да неужели? А по-моему, твой отец только и высматривает, кого бы в грязь макнуть. Как он мог меня вот так… перед дамами?

— Зато ты сохранил святую воду, — сказал Леонард, пока они шли по коридору.

— Зачем она мне теперь? Лей не лей, вампирам хоть бы хны.

— Она только на меня не действует, а на остальных — вполне.

— А что же, черт побери, действует на тебя? — вырвалось у Уолтера.

— Серебро, — невозмутимо пояснил Леонард. Он был не из обидчивых. — Вот, посмотри.

Юный вампир чуть приподнял левую перчатку и англичанин увидел, что по его ладони протянулся красный, припухший след, как от удара линейкой.

— Так вот почему у тебя вчера рука была перевязана. Когда заживет?