Длинная Серебряная Ложка - Страница 25

Сначала Уолтер направился к колодцу, где собирались местные Ревекки. Колодец в деревне — это место общественного значения, эквивалент светского салона. Где еще узнать свежие сплетни, как ни здесь? Увы, языковой барьер вырос перед Уолтером неприступной стеной. На местном диалекте он мог оперировать лишь такими базовыми терминами как «вурдалаки», «яремная вена,» «кровь,» «чеснок», и «без паприки, пожалуйста.» Словарного запаса не хватало, чтобы расспросить о местонахождении пропавшей девицы (хотя как знать, как знать!) Кроме того, стоило этнографу появиться на горизонте, как селянки разразились устным народным творчеством. В итоге Уолтер стал духовно богаче на несколько песен, но ничего нового про Берту Штайнберг так и не узнал.

Следующей остановкой стал трактир «Свинья и Бисер.» В столько раннее время суток трактир был относительно пуст, за исключением двух пьянчуг, которые еще со вчерашнего вечера мирно дремали под столом. Содержание алкогольных паров в воздухе удовлетворило бы даже придирчивого Леонарда, ведь ни один микроб, пусть и самый живучий, минуты не протянет в такой атмосфере. Уолтер зажал нос и начал пробираться к стойке, брезгливо переступая через огрызки, луковую шелуху, и храпящих людей. Позевывая, служанка Бригитта уже начала наводить чистоту, для коих целей плеснула на пол воды из ведра и тряпкой размазывала грязь направо и налево, направо и налево. На стойке серой мохнатой лужицей растеклась трактирная кошка. При виде Уолтера она открыла янтарный глаз, но не сочла юношу достойным августейшего внимания и снова погрузилась в сон. Даже мухи бились о стекло без особого энтузиазма.

Габор Добош стоял за стойкой и, вооружившись клещами, выпрямлял ржавые гвозди, которыми была утыкана увесистая дубина, применявшаяся в трактире с той же целью, с какой в Св. Кунигунде использовали лауданум. Дубина представляла из себя разновидность колыбельной. Очень мощной колыбельной. Такой, от которой поутру просыпаешься с дикой головной болью. Впрочем, завсегдатаи «Свиньи» и так просыпались с головной болью, так не все ли равно, что стало ее причиной — излишек сливовицы или превентивный удар по затылку. Хотя нрав у хозяина был крутой, популярность трактира от этого лишь росла. Стараниями Габора в «Свинье и Бисере» не происходило никаких бесчинств (выбитые зубы и проломленные носы не считались бесчинством, а скорее издержками производства). Жены не боялись отпускать туда мужей. Старушки приносили туда свое вязание. Между столами сновали маленькие дети.

Дубина была не единственным оружием в трактире. Возле полки, уставленной пузатыми бутылками, висел зазубренный меч, доставшийся Габору от какого-то деда с бесконечным числом «пра.» Меч еще ни разу не снимали со стены, но одного многозначительного взгляда на него хватало, чтобы утихомирить самую буйную попойку.

У стойки англичанин застыл как вкопанный, размышляя над дальнейшей стратегией. Пожалуй, следовало занять трактирщика непринужденной беседой, а потом как бы невзначай расспросить про Берту Штайнберг. Проблема заключалась в том, что Уолтер терпеть не мог легкие светские разговоры с самого детства, а если точнее — с шести лет.

(Именно столько ему было, когда матушка позвала его в гостиную, чтобы детский лепет умягчил сердце леди Милдред — богатой меценатки, из которой миссис Стивенс надеялась вытрясти вспомоществование своему благотворительному клубу. Кажется, в тот раз дамы снаряжали миссионера в джунгли к пигмеям или покупали пособия по этикету для алеутских девочек. За накрытым столом сидела сдобная леди Милдред, которая тут же вцепилась Уолтеру в щеку и с упорством завзятого вивисектора начала превращать мальчика в бульдога. Когда Уолтеру удалось вырваться, миссис Стивенс велела ему рассказать «одну из тех чудесных сказок, которые он услышал от нянюшки Пегги.» Сказано — сделано.

— … Фея спросила женщину, «Каким глазом ты видишь меня, правым или левым?»

— Ах, он любит фей! Какой у вас чувствительный мальчик, миссис Стивенс!

— … «Правым,» ответила женщина, потому что именно до этого глаза она дотронулась пальцем, смоченным в волшебном эликсире.

— Ах, волшебство, волшебство! Прелесть что за ребенок!

— Тогда фея кааак ткнет палкой ей в глаз — рррраз! — он и вытек!.. Еще кусочек кекса, леди Милдред? Мэм?

В тот день ему достался весь кекс, но его уже никогда не приглашали развлекать гостей, а вскоре и вовсе сбыли в школу с глаз долой.)

— Ого, да у нас первый посетитель! Ранехонько пожаловали, сударь, — и трактирщик почтительно поклонился гостю. Его отношение к неведомой Англии значительно потеплело. Страна, чьи граждане заявляются в кабак рано поутру и которая при этом продолжает функционировать, достойна уважения.

Юноша откашлялся.

— Чудесная погода стоит, вы не находите? Очень… погожая. И ветерок такой приятный, такой… юго-западный, — трактирщик насупился. — Как проходит сенокос? Хорошо ли уродились фрукты? — трактирщик потянулся к дубине. — Все ли благополучно в вашем заведении? Надеюсь, оно приносит доход.

— Не жалуемся. Если вы насчет налогов, так они давно уплочены.

На всякий случай Габор подхватил дубину, а Бригитта выпрямилась и уперла руки в бока.

— Где Берта Штайнберг? — сдался Уолтер. — Знаете?

— Как не знать, — расслабился трактирщик. — Гостит у тетки в Гамбурге.

— Герр Леонард, поди, всей деревне уши прожужжал, что она туда поехала за обновкой. Будто мало ей! Никогда ведь одно платье два раза не наденет. Но оно и понятно. Наверняка в ее платьях сразу заводятся микробы! — служанка доверительно подмигнула Уолтеру. — Они там по всему дому расплодились. Просто спасу нет. Куда герр Леонард не сунется со своим микро-как-его-там, так всюду их находит. Сдается мне, что он их на себе таскает. Вроде благородный господин, а вшей энтих вывести не может!